МАМИНА ШКОЛА
Пять лет назад ушла из жизни моя мать Сильвия Гансовна Пегельман. После ее смерти я издала крохотным тиражом за свой счет книгу ее воспоминаний, которая разошлась среди маминых учеников, - а была она профессором биологии, - и друзей нашей семьи. Мамина судьба выдалась тяжелой, в молодости, после казни своего отца – известного эстонского большевика, объявленного врагом народа, она была отправлена в ссылку. Затем жизнь в блокадном Ленинграде, потеря сына-первенца, тяжелое ранение на фронте мужа, моего будущего отца. И все-таки мать всегда сохраняла неистощимый оптимизм. В этом, я уверена, ей помогала любовь к собакам.
Вот отрывки из детских воспоминаний моей матери о своих первых любимцах.
ХХХ
Мне не было и трех лет, когда я подружилась с Джеком, черной гладкошерстой таксой моего дяди. Он был злого норова, его боялись все взрослые члены семьи. Он легко кусался и не допускал никаких вольностей по отношению к себе. Мать моя потом вспоминала, что удивительным образом Джек мне позволял все - даже брать кость у него из пасти. Однажды она застала меня в тот момент, когда я целовала Джека в черный нос. "Нельзя целовать собак!" - запретила настрого мама. Я была послушной девочкой и тотчас отошла от Джека. Через некоторое время я попросила у мамы носовой платок, обрадовав ее своей чистоплотностью. Взглянув через минуту в окно, она увидела, как я вновь целую таксу в нос. Тут она по-настоящему рассердилась. Но я возразила: "Мама, я же вытерла Джеку нос платком, теперь он чистый".
На день рождения, к моему пятилетию, сослуживец моего отца принес в наш дом маленького щенка ирландского сеттера. У него были обширные знакомства среди собачников, хотя в 20-е годы прошедшего века они были гораздо малочисленное, чем сейчас. Старые "баре" (или, как их тогда называли в обиходе, "буржуи") уехали из России или влачили жалкое существование, им было не до собак. Основное городское население, - рабочие и служащие, - тоже жили небогато, а в 20-30-е годы даже скудно. Все же истинные знатоки и охотники пытались сохранить оставшееся с царских времен поголовье породистых собак.
Время шло, пес по кличке Лузор быстро рос и вскоре вымахал в крупного с блестящей шелковистой темно-рыжей шерстью красавца. Сколько раз я падала, когда Лузор с силой дергал поводок! Я "ездила" за ним по набережным Мойки и Невы, даже по Дворцовой площади. Болячки на моих коленях не успевали заживать. Пес был крайне своенравен, непослушен. Одно слово - охотник. А, значит, он нуждался в больших прогулках, просторах, постоянном движении. Мои прогулки на коротком поводке его не удовлетворяли. Он убегал. Мой отец ни разу не наказал пса, относился ко всем его проделкам, - а он был большой проказник, - снисходительно. Однажды Лузор умял кусок хозяйственного мыла, в другой - сбил со стола большую банку варенья и наелся, пока ему, бедолаге, от сладкого не стало совсем плохо. История нашего ирландского сеттера закончилась тем, что он не вернулся домой из очередного побега. Зато в петроградской газете появилось объявление о том, что найден сеттер. Мой отец пошел по указанному адресу. И опоздал, пса забрал какой-то охотник. Все завершилось к всеобщему удовольствию.
Вскоре после Лузора появилась у меня новая собака. Однажды поздним вечером родители разговаривали в соседней комнате. Они думали, что я уже сплю и громко обсуждали мое воспитание. А я, затаив дыхание, слушала. "Сильва очень тоскует без собаки, - сказала мама, - Конечно, Лузор был не подарок, но для нее он стал настоящим другом". Отец согласился с этим и высказал свое мнение, что любому ребенку надо расти рядом с животными, а для единственного ребенка в семье это еще важнее.
Я получила подарок родителей - щенка гладкошерстого фокстерьера. Звали его Лекс. Трудно найти лучшую собаку для компании ребенку. Мне было десять лет, когда, общаясь с нашим фокстерьером, я решила, что нет на свете ничего интереснее, чем изучение поведения животных. Когда человек дрессирует собаку, то он навязывает ей свою волю. Воспитание собаки увлекательнее дрессировки, думала я, когда ты ищешь общий язык со своим псом, учишься его понимать и приучаешь его себя понимать, воспринимать правила человеческого общежития.
С Лексом в моем детстве было связано одно из сильнейших потрясений. К нам на дачу ворвалась толпа соседских дам, они кричали: "Ваша собака взбесилась!" У Лекса действительно был страшный вид. Он тяжело дышал, морда в белой пене. Эти дамы и раньше не любили собаку, а тут их эмоции перехлестнули через край. Они требовали тотчас убить Лекса. Грозили моей маме, что "первой будет искусана и взбесится ваша Сильва". Говорили, что нашли мужика, который готов за бутылку водки удавить собаку. Моя мама с решительно выставила незваных гостей за порог. Она намочила полотенце в холодной колодезной воде, им обмыла морду Лекса и повязала на голову. А потом уложила пса в погреб, где было прохладно. И оказалась права, у него был солнечный удар. К вечеру Лекс поправился и пришел в норму. А для меня мамино поведение было уроком. Свою собаку надо уметь лечить и защищать.
Всю жизнь я убеждалась, что собаконенавистники - несчастные люди, очень ограниченные в умственных и душевных качествах. Надо хорошо знать и понимать собак, чтобы видеть, как они проявляют сострадание, сочувствие, стыд и смущение. А некоторые, надо отдать им должное, и чувство юмора. Помню, как я болела гриппом и не ходила в школу. Лекс был ужасно расстроен, что я целый день на постельном режиме. Он чаще обычного подходил ко мне, ласкался, лизал руки, словно утешая. А потом принялся прыгать и в воздухе выделывать всякие выкрутасы, подобные цирковому псу. Этого я от него не ожидала и стала смеяться. Как он радовался, что ему удалось меня насмешить и вывести из угнетенного состояния.
БЛАГОДАРНАЯ ОВЧАРКА
А это история еще об одной маминой собаке - Негри, которая в годы войны спасла ей жизнь. После эвакуации моей матери из блокадного Ленинграда она уехала на Тамбовщину, жила со своей мамой (моей бабушкой) в селе Горелово и работала участковым зоотехником. Привожу эту историю из книги вкратце.
ХХХ
Так случилось, что благодаря колхозному бригадиру Василию Тимофеевичу мы с мамой обзавелись хорошей собакой. А предыстория такова. Первая моя немецкая овчарка Норма ушла в сорок первом с мужем на фронт и там погибла. Но еще раньше, когда я была в ссылке в Мичуринске, она принесла щенков от привезенного из Германии замечательного пса Барри. Самого крохотного щеночка - Негри взяла моя подружка. Особо не воспитывала, не дрессировала. А когда началась война, с продуктами стало совсем плохо, она отвезла овчарку к своим родным в деревню. След Негри для нас потерялся.
Зашел Василий Тимофеевич к нам с мамой в гости, чаю попить и про жизнь потолковать. Заговорил, что опасно двум бабам жить без охраны: мол, по округе шляются дезертиры, мародерствуют. Да и кур мы по весне не досчитаемся, если под насестом не будет спать пес - всех передушит хорек. Приблизится ли к дому чужой человек, подойдет ли волк - собака обо всем сообщит хозяину. Бригадир рассказал, что неподалеку бродит изголодавшаяся немецкая овчарка. Как большой любитель животных, он даже кличку ее вспомнил - Негри. Да это же наша Негри, дочь Нормы, обрадовались мы с мамой.
Но радоваться было особо нечему. Что такое деревня в смысле собаководства? Дремучесть. По соображениям жителей, собака и кошка должны сами себя прокормить. Кошка, известно, мышами и крысами питается. Этого добра всюду хватает в изобилии. А вот роль собаки та, что принадлежала ей издревле - мусорщика, падальщика... Отсутствие туалетов в местных деревнях давало в этом отношении достаточный резерв. А все прочее нахальный пес утащит из свиного корыта, там можно найти что-то несвежее, но съедобное. Такое существование обеспечивало худо-бедно маленьких собачонок, но наша Негри была крупной овчаркой, к тому же совершенно незнакомой с патриархально-помойной жизнью местных собак.
Василий Тимофеевич сообщил, что видел эту Негри в соседней деревне. На следующий день мать отправилась туда поменять на продукты питания что-то из наших носильных вещей. Вернулась она затемно, таща одной рукой тюк с "товаром", а другой вела за веревку крайне исхудалую, запущенную овчарку, в которой я не сразу смогла узнать Негри. Обнаружив собаку в деревне и увидев, как она выглядит, мама поняла, что дни ее здесь сочтены, и не раздумывая долго взяла ее с собой. Так называемые "хозяева" совершенно не представляли значения и ценности овчарки, отдали ее даром и с великой охотой.
Сказать, что Негри была необычно умна - мало сказать. Зная, что ее никто никогда ничему не учил, мы только удивлялись, как отлично Негри справлялась с любыми, возникшими в ее жизни ситуациями. Порода есть порода.
Первоначально жизнь в деревне сложилась у нас с матерью не лучшим образом. Переехали мы в начале мая 1942 года. Кроме пустой избы ничего не имели. Полагавшийся нам, как эвакуированным (и мне, как зоотехнику) хлеб из сельпо мы месяцами не получали. Купленную с трудом картошку мы посадили, чтобы как-то прожить следующий год. Парили лебеду - ели сами, давали собаке. Редко ей, как говорится, "везло" Актируя падеж какой-нибудь очередной лошади, - а были они в колхозах исхудалыми донельзя и нещадно эксплуатировались местным населением (днем работали в колхозе, а ночью на частных огородах), - я выпрашивала кусок конины для Негри. А летом я освоила лов беззубки (моллюсков) на берегу реки Лесной Воронеж, возле которой мы жили. Граблями, насаженными на большую палку, я выгребала беззубок со дна. Так с двумя ведрами, наполненными этими моллюсками, я возвращалась домой. К этому времени наше домашнее хозяйство уже разрослось. В закутке хрюкал поросенок, под ногами мельтешили цыплята. Моллюски всем пришлись по вкусу. Мы варили их в большом чане. Закипая, раковины сами раскрывались, из них выпадали белые кусочки пахнущего курятиной мяса. Негри с цыплятами жадно поедали вареных беззубок, а отваром мы заливали нарубленную траву. И этот "суп" так же охотно уминал поросенок.
Негри часто выпрашивали у меня пастухи, уходя со стадом в луга. Если местные коровы полностью игнорировали деревенских шавок, демонстрируя им свое презрение, то овчарку они беспрекословно слушались. А пастухи всегда были с хлебом и могли подкормить собаку. Ночью же она была с нами в избе, наш чуткий сторож.
Однажды Василий Тимофеевич зашел к нам с участковым милиционером. В округе появились дезертир. Ловить бы его никто не стал, если бы он не представлял опасности для местных жителей. Но было нападение со стрельбой на сельскую лавку. Продавщица от ранения в голову ослепла. И тогда объявили поиск. Василий Тимофеевич особую надежду возлагал на Негри. Мои заверения, что она ничему не обучена, его не разубедили. Предполагалось, что прячется дезертир где-то ближе к жилью. Может, на чердаке. Ходили такие слухи среди детворы, любопытной и всезнающей.
Первое препятствие - лестница. Как залезть собаке по двум перекладинам стремянки, если она никогда раньше этого не делала. Я командую: "Вперед!" Негри от вида этой шаткой конструкции, приставленной к лазу на чердак, лишь пятится. Василий Тимофеевич с удивительной прытью схватил Негри в охапку, участковый помог ему, подхватив собаку за задние лапы, и подсадили ее на лестницу. Дальше к моему удивлению она полезла сама. Сообразила, что от нее ждут люди.
Мы вскарабкались следом для поддержки. Негри обошла весь сеновал под мои крики: "Ищи! Ищи!" Я надеялась, что она сама среагирует на чужого прячущегося человека. Так и случилось на седьмом или девятом сеновале. У Негри вдруг поднялась шерсть дыбом, она глухо зарычала. В ответ - тишина. Я уже подумала, что собака ошиблась или почувствовала какого-нибудь зверя, может, забежавшего хорька. Рычание перешло в злобный лай. Участковый схватился за кобуру. И тут ворох сена в углу стал шевелиться и закричал умоляющим голосом:
- Сдаюсь! Уберите собаку.
С той поры Негри стала пользоваться особой славой в деревне.
- Ты спасла собаке жизнь, а она, придет час, выручит тебя, - сказал как-то Василий Тимофеевич. Эти слова вскоре оказались пророческими.
По работе я задержалась в одном из соседних колхозов. Вечерело, и мне предложили там заночевать. А мне очень хотелось домой. Пройти-то всего надо было пять километров. Только я не учла в своих расчетах, что путь этот по снежному бездорожью. Идти пришлось по колено, а то временами и по пояс проваливаясь. Да еще, как назло, неожиданно поднялась метель. Как я проклинала себя за опрометчивость. Вспоминала, что незадолго до этого заблудились колхозники, возвращавшиеся на трех телегах с Мичуринского рынка. Все погибли - и люди, и кони, - замерзли, занесенные снегам.
Вот уже видны огни в окнах нашей избы. Метров триста осталось прошагать. Я лежу на снегу и не могу подняться, никаких сил нет. Стараюсь ползти, но с места не сдвигаюсь. Снежный покров глубок, его мне, уставшей и замерзшей, не преодолеть. И еще ловлю себя на мысли, что мне больше всего хочется спать. Но спать нельзя!!! Знаю, что это смертный приговор - заснуть на морозе, ведь пробуждения не будет. Из последних сил кричу: "Мама! Мама! Мама!", хотя понимаю, что она не может меня услышать. И снова: "Мама! Мама! Мама!" Но мне все равно метели не перекричать.
Кажется, я уже потеряла сознание. Очнулась от жара - Негри облизывала мне лицо и радостно повизгивала. А за ней в распахнутом пальтишке бежала мама. Оказалось, что собака в избе услышала меня. Вначале она лаяла на дверь, мама отмахивалась, принимая это за пустобрехство. Потом Негри принялась ошалело царапать дверь. Мама поняла, случилось нечто серьезное. И хотя она предполагала, что я осталась ночевать в соседнем колхозе, но поверила собаке, та зря так себя не поведет. Распахнула дверь. Негри стремительно помчалась с пригорка в темноту. И у мамы, как она потом вспоминала ту ночь, сразу кольнуло сердце: "Сильва!" Только к своим на помощь могла так бежать собака...
_________________ Все на выставки и на дрессировку...!!!
|